Наверное, не стоит читать это перед сном.
Также беременным лучше сразу перейти к выводам статьи, что есть в конце. Слишком тяжелая правда в некоторых местах о материнстве давних лет.

Ещё 150 лет назад жизнь крестьянских младенцев и детей до 8-10 лет не особенно ценилась.
Потому что до совершеннолетия доживали немногие.

Когда вы дочитаете статью до конца, вы увидите, в чем суть тех или иных традиций ухода за детьми, которые сегодня уже совершенно неактуальны, но мы все еще не можем от них избавиться.
И что помогло тем троим из восьми все-таки выжить в ужасающих условиях, чтобы дать жизнь нам, потомкам…

Привожу отрывки из книги “Жизнь Ивана” Ольги Петровны Семеновой-Тян-Шанской, дочери путешественника (очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний).

Вот натуральные отрывки, без редакции.

“А у бедных ребенок уже с первого дня совсем предоставляется матери и ее уходу. Попадает в грязную люльку, где подстилкой ему служит материнская старая грязная понева. Более опрятные матери подкладывают в люльку соломку, которую меняют через день или два. Это, однако, бывает реже: «Хорошо, и на поневе полежит, не лучше других. Небось другие не подохли — выросли».”

“Когда молока у матери не хватает или когда оставляют ребенка одного, дают ему соску. Мать, сестра или бабка нажуют или картошки, или черного хлеба, или баранку, выплюнут в реденькую тряпку, завяжут ниткой — и соска готова. Иногда одна и та же тряпица долго употребляется, не прополаскиваясь, причем приобретает противный кислый запах.”

“Матери на третий и на четвертый день после родов встают и принимаются за домашнюю работу, иногда даже за тяжелую — вроде замешивания хлебов и сажания их в печь. Иногда даже на другой день после родов родильница уже затапливает печь сама.
При таких условиях бабе, конечно, долго «не можется», и уход за ребенком самый плохой: он преет в грязной люльке, в мокрой пеленке, надрывается от голодного крику, пупок у него пухнет и болит — «грызь» (грыжа), как говорят бабы.”

“Бабка иногда призывается и для лечения младенцев. Чаще всего лечит «грызь» и «крик откликает». Для лечения «грызи» бабка берет овсяное «дерьмо» лошади, прожимает его сквозь тряпку, смешивает с молоком матери и поит этим ребенка. Крик нападает от сглазу, и его бабка «откликает» по трем зорям —двум вечерним и одной утренней.”

“Понос «на детях» лечат церковным вином, которого покупают в церкви на пять копеек. Дают его больному ребенку по капле.”

“Мать идет в поле на работу дней через пять—семь после родов, ребенка либо берет с собой, или, если поле близко и можно прибежать накормить ребенка, оставляет его на попечение «старухи» или старшей сестры (о том, как нянчат сестры, см. дальше). Если мать берет ребенка в поле, то либо просто кладет его в какой-нибудь тряпке на межу, где его «караулит» сестренка или братишка лет пяти—семи, либо, если захватила с собой в телегу люльку, кладет его в люльку, привязанную к верху поднятым оглоблям телеги. Ребенку до году дается и жвачка: мать, бабка или сестра разжуют картофелину или кусок хлеба и из своего рта перекладывают пальцем эту жвачку в рот ребенка.”

“Как нянчила Ивана сестра до году (девяти- или десятилетняя девочка)
Таскала иногда с трудом на руках, причем часто роняла его: «Ах, батюшки, да как же я это упустила». Иван катился иногда головой вниз под какую-нибудь горку. За крик получал легкие шлепки свободной рукой своей няньки либо по лицу, либо по голове: «Молчи, сукин сын». Иногда сестренка бросала его на землю «где помягче», а сама бежала к толпе подруг —«поиграть», половить раков в речке и т. п.
Ребенок по часу и больше ползал в грязи, запачканный, мокрый, кричал, плакал. Чтобы он замолчал, ему иногда давалась в руки печеная картошка, сырое яблоко, огурец и т. п. Иногда он пытался переползти высокий порог избы, падал, ушибался, ссаживал все лицо и т.п. Свою печеную картошку или огурец он, разумеется, вываливал в грязи и навозе и уже в таком виде ел их, иногда пополам с тем, что текло у него из носу и т.д. Ел отбросы из корыта для свиньи, пил из этого корыта, хватал руками что попало, «нагадит да рукой и хвать». Иногда набивал себе землею рот, глотал землю.”

“Чем питался он к году.
Молоком матери, соской, кашей, хлебом, картошкой, молоком коровьим. Заботилась о его воспитании почти исключительно мать.
Как только у детей вырастают зубы, они жуют и кислые незрелые яблоки и огурцы.”

“Случаи убийства новорожденных незаконных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит его либо в воду (с камнем на шее), либо в густой конопле, или на дворе, или где-нибудь в свином катухе зароет.”

“В Мураевне (большое село) почти каждый год находят одного, а то и двух мертвых младенцев. Но редко дознаются, чьи они. Нынче свиньи выкопали у погоста посиневшего мертвого новорожденного: видно было, что ребенок только что закопан в. землю. Дело осталось «без последствий». Крестьяне не любят дознаний и уголовщины, и если даже что и знают, то помалкивают. Так же смотрит на это дело и священник: «Случился грех, а с кем — Бог его знает. Чужая душа потемки — разве дознаешься… Мало ли их, девок, гуляют…»”

“Процент незаконных рождений и убийств. Процент смертности детей, и когда бывает он наивысшим (отчего).
Процент незаконных рождений у незамужних, в сущности, очень невелик в сравнении с «нечестными» девушками.
В большом селе Б. (около 1200 душ) один или два и даже три раза в год такой скандал с девушками случается. Таких детей отправляют в Москву, но случаются и убийства. Так, в течение последних четырех лет было два заведомых детоубийства в этом селе и его приходе—когда матери попали под суд. (Приговорены были к нескольким месяцам ареста.)
На деле убийств, конечно, больше. Надо принимать во внимание и незаконных детей солдаток или просто замужних женщин. Незаконность таких детей часто известна только самой семье, и в недрах семьи легко могут происходить такие убийства детей, которые невозможно вывести на свежую воду. Мне всегда подозрительны «засыпания детей»: так легко нарочно придушить маленького ребенка, навалившись на него, якобы во сне.”

“Смертность детей бывает наивысшая летом, Петровками, и особенно в рабочую пору, когда беспризорные дети питаются кое-чем и кое-как, когда они едят и огурцы, и незрелые яблоки, и всякую зеленуху. Главная причина смертности дизентерия —понос. Что касается до процента смертности, то в большинстве семей умирает более половины всех рожденных детей. Редкая баба не родит восьми, а то и десяти, двенадцати ребят, а из них остается в живых три-четыре.”

“Подлежат ли убийству гулевые дети или все вообще. Совершается ли убийство под влиянием стыда, страха или экономических соображений. Отношение к детоубийству женщин и особенно мужчин.
Не все, а гулевые, конечно. Хилого, мучающего свою мать ребенка не убьют, хотя жаловаться будут на его существование и ежеминутно призывать смерть на него.
Убийство совершается и под влиянием стыда и страха, и по экономическим соображениям. Девушка конечно, скорее всего, убьет своего ребенка под влиянием стыда. Замужняя женщина, солдатка под влиянием страха перед мужем и семьей, а вдова, обремененная детьми, —по экономическим соображениям.
Старые старухи очень безжалостно и хладнокровно относятся к убийству мешающего и обременительного незаконного «щенка», а молодые, конечно, с усилием и «надрывом» убивают своих детей тогда, когда стыд или страх затемняет им соображение или когда невтерпеж от тех мук, которые переносят они и несчастный незаконный малыш.”

Вот, такие картины из прошлого…

Пока я читала книгу (http://istmat.info/node/25138), то несколько раз откладывала от ужаса и сложных чувств.
Из восьми-двенадцати детей выживали три-четыре. Без учёта скрытно убитых.

Мне понадобилось несколько дней, чтоб переварить прочитанное.
Пришли вот такие выводы.

• Современная соска — это наследница той самой, тряпичной соски.
  Тряпичная соска была нужна для одной цели — чтоб ребенок не орал, пока мать не может дать ему грудь (потому что в поле работает).
  Сегодня же мамы сидят с грудными детьми дома.
  Думаю, крестьянка из позапрошлого века спросила бы — «На кой тебе соска, коли сиську можешь дать в любой час?»
• Люлька нужна была для двух целей: как большой подгузник (лежит себе ребенок и испражняется там) и как удобное средство укачивания, чтоб на руки не брать.
  Нигде в книге нет картины, когда мама носила бы на руках, укачивала на руках.
  Потому что просто не было такой возможности. Постоянно работали. Приучали детей жить в люльке практически до года.
  Почему же сегодня многие до сих пор считают, что ребенка не нужно часто брать на руки?
  Ведь, в поле уже не нужно идти работать! И у свиней выгребать тоже не нужно.
  Нужно заботиться о ребенке.
• Никакого прикорма не было! Было нечто подобное докорму из чего попало, но безопасного и полноценного прикорма не было. Видимо, это одна из причин слабого здоровья младенцев.
  Как хорошо, что сегодня мы имеем знания, которые помогают нам растить крепких и здоровых детей!
  
• Дети, кому удалось выжить в тех ужасающих условиях, смогли это сделать, только благодаря доступу к грудному молоку. Ведь, медицины не было, знаний о микробах не было, полная антисанитария!
  И только молоко матерей хоть как-то уберегало от части инфекций.
  Теперь больше понятно, почему двадцатый век был наполнен стремлением все дезинфицировать и стерилизовать. Помните? Грудь мыть с мылом, соски — зелёнкой, на лицо — повязка, купать — в кипячёной… Медицина искала методы, которые снизили бы детскую смертность.
  Спасибо Тебе, Господи, за чудо жизни — материнское молоко!
  Лишь ним одним и выживали немногие храбрецы!

Мои общие впечатления такие.
Никогда еще в истории ранее не было таких условий для безопасного, счастливого и полноценного детства, как сейчас!
Давайте уже поскорее отпустим в прошлое пережитки старых традиций в уходе за малышами, типа соски при ГВ, приучения жить в кроватке/манеже, ограничения в сосании груди и т.д.
Сегодня можно полноценно заботиться о ребенке так, как стремится материнское сердце.
Новым детям необходим уход, основанный на любви!

© Анастасия Карченкова, перинатальный психолог, доула

***

Полезные заметки в Инстаграм
Интересные видео на канале  Youtube